В «целость и сохранность» Шальва тоже не поверил! Ишь, вся мятая-перемятая, небось дворец в щепки разнесли, блудодеи!..
Потом посол перешел к каким-то второстепенным делам насчет торговли и пошлин — но раджа уже слушал его вполуха, предоставив решать эти вопросы советникам. Вскоре аудиенция закончилась, посол церемонно распрощался и отбыл, челядь с придворными поспешили исчезнуть из зала, а раджа остался наедине с царевной, до сих пор упрямо молчавшей.
Противоречивые чувства обуревали Шальву, он долго не знал, с чего начать… Наконец решился.
— Конечно, я рад снова видеть тебя, Амба, но…
— Что — «но», Шальва? Говори до конца!
— Но ты сама понимаешь, что я попал в очень сложное положение!
— Это почему же? — Царевна нехорошо прищурилась, и на лице Амбы отчетливо читалось: «Это ТЫ попал?!» — Грозный принес тебе свои извинения…
— Извинения?! — побагровел Шальва. — Ты была с ним наедине!
— Я ни секунды не провела наедине с Гангеей, — ледяным тоном отрезала Амба. — Рядом все время вертелась куча народу! Кроме того (глаза ее зло сверкнули), тебе отлично известно, что Гангея дал обет безбрачия! Или ты не веришь слову кшатрия? И МОЕМУ слову?!
— Верю, не верю… Какое это имеет значение?! — раджа понимал, что Амба кругом права, и злился от этого еще больше.
Он боялся признаться самому себе, что, кроме оскорбленной гордости, им движет еще и самый обыкновенный страх, не знающий различий между царями и шудрами. Впервые за всю жизнь он был побежден в поединке! Побежден тем самым Гангеей-Грозным, который теперь милостиво возвращал ему…
Послать вестника с оскорбительным ответом? Объявить войну?! Нет, менее всего Шальве хотелось снова сходиться с Грозным на поле брани…
— Но регент Хастинапура выиграл тебя в Сваямваре, в честном поединке! (Эти слова дались Шальве ничуть не легче, чем до того — Грозному). И теперь ты принадлежишь ему!
— Он отказался от меня, — тайная грусть плыла в тихом ответе царевны. — По-моему, он действительно не ведал, что творит…
«Что я делаю?! Защищаю этого наглеца Грозного перед своим женихом?!»
— Иначе он не стал бы…
— «Не стал бы!» — язвительно передразнил Шальва. — Может, и не стал бы, но кого теперь это волнует?! И я не нуждаюсь в подачках, в объедках со стола владыки Хастинапура!
— В объедках? — прошипела Амба, подбираясь, словно для прыжка, так что Шальва невольно попятился. — Значит, так ты теперь называешь бенаресских царевен?!
Она выпрямилась и холодно взглянула в глаза радже.
— Итак, ты отказываешься от своего обещания жениться на мне? — ровным голосом спросила Амба.
— Я давал это обещание, когда…
— Я спрашиваю!
— Но я…
— Да или нет?!
— Отказываюсь!
И Шальва вздохнул с облегчением, еле удержавшись, чтоб не смахнуть со лба испарину.
— Хорошо хоть на это у тебя хватило смелости! Твой раздвоенный язык должен принадлежать ядовитой гадине, а не человеку, позорящему варну кшатриев! Согласись ты, я бы сама не вышла замуж за такого слизняка! Прощай, бывший жених!
Горькая насмешка плохо скрывала готовые прорваться слезы.
— Прощай! Надеюсь, мы больше не увидимся.
Амба повернулась и пошла к выходу.
— Мои люди проводят тебя домой, — бросил ей вслед Шальва.
— Обойдусь без твоих шакалов, — не оборачиваясь, процедила сквозь зубы Амба.
Уже смеркалось, когда царевна объявилась в обители, выстроенной в манговой роще на расстоянии четверти йоджаны от Шальвапура. Амба присела у входа в крайний ашрам и принялась ждать. Болели стертые от долгой ходьбы ступни, ужасно хотелось пить, но девушка смиренно ожидала, пока кто-нибудь из отшельников обратит на нее внимание. Гнев и отчаяние переполняли душу, но здесь было не то место, где можно дать волю чувствам. Нет, она сумеет совладать с сердцем, упросит святых подвижников принять ее в свою обитель, уйдет из отвергнувшего ее мира, аскезой и молитвами добьется, заставит…
— Что ты здесь делаешь, добрая женщина?
Перед ней стоял еще не старый — можно сказать, даже весьма молодой — отшельник, облаченный в грубо сшитые шкуры антилоп. На лице его ясно читалось сострадание и искренняя готовность помочь.
Юный брахман хорошо знал, что счастливые сюда не приходят — в обитель люди несут свои беды и печали, ища совета или утешения.
— Я пришла молить святых брахманов о милости! Позвольте мне остаться и провести остаток дней в покаянии, — смиренно ответила царевна, потупив взор.
— Весьма похвальное желание, — рядом с первым брахманом возник второй, благообразного вида старик, одетый так же, как и его младший собрат. — Однако столь важный шаг не совершают впопыхах. Быть может, та беда, что привела тебя к нам, — дело поправимое? Не отвечай сразу, дитя мое! Сперва отдохни с дороги, поешь, выспись как следует — а завтра утром расскажешь нам о своем горе.
— Благодарю тебя, о изобильный подвигами! Я последую твоему совету.
«Чем они могут мне помочь, кроме как позволить остаться? — подумалось Амбе. — Однако не стоит спорить. Старик прав».
Вкуса принесенного ей риса Амба даже не почувствовала, зато долго, с наслаждением пила холодную родниковую воду, чуть не забыв поблагодарить гостеприимных хозяев. Царевна была уверена, что заснуть ей не удастся, но возбуждение последних дней вымотало девушку до предела, и она забылась глубоким сном без сновидений, едва прилегла на ложе из оленьих шкур.
Когда Амба проснулась, солнце уже высоко поднялось над горизонтом и день вступил в свои права. Роса давно испарилась, утренняя молитва закончилась, и царевна решила, что осталась без завтрака.