Гроза в Безначалье - Страница 13

К оглавлению

13

«Кажется, пора, — подумал я, следя, как медленно тает в лазури небесных сфер силуэт бесхитростного птицебога. — Пришло время Свастики Локапал».

Глава III
СВАСТИКА ЛОКАПАЛ

1

Я выпрямился во весь рост, слегка покачался на носках, привстав на цыпочки, и крестообразно раскинул руки. Глаза закрылись сами собой, и темнота внутреннего взора мигом расцвела лиловыми и сиреневыми пятнами — лотосы в ночном пруду. Полусомкнутые венчики колыхались вне времени и пространства, и я ощутил себя распростертым на земном диске, лицом вниз, к Вселенскому змею Шеше, на чьих головах покоилась твердь.

Пока все шло как надо.

Происходящее слегка напоминало детскую игру: холодно… теплее… тепло… горячо! Когда я ощутил Жар, присутствие тапаса, окружавшего Трехмирье плотным коконом, то в кончиках пальцев рук и ног закололо, мурашки побежали из меня наружу — и я отчетливо почувствовал, как изгибаются концы креста-Индры. Посолонь, слева направо, с востока через юг — на запад и север, так ученик обходит учителя, сын — отца, младший — старшего, свершая знаменитую прадакшину, «круг почета».

Обратное движение, так называемая апасавья, или «мертвецкое коло», свершалось лишь врагами в бою. Да еще яджа-ведьмами, служительницами Черной Яджур-Веды, чьи заклинания несли порчу и разрушение всему живому.

Смерть после этого казалась избавительницей в лазоревых одеяниях — если, конечно, она приходила.

На миг я отвлекся, а когда снова собрал разбежавшиеся мысли, то поверх земного диска уже лежал не крест — свастика. На восемь сторон света. И Жар сделался почти нестерпимым, он выжимал капли пота, заставляя сердце стучать неровно и захлебываться собственным ритмом. Теперь оставалось самое трудное: не просто стать свастикой, но и произнести это вслух — так, как поступал Тваштар-Плотник по завершении любого из своих творений, будь то летающая колесница или тела богов. Сам Тваштар был легендой даже для меня. Я сильно сомневался, что этот Плотник когда-либо существовал и тратил время на создание моего тела (тоже мне, велика ценность, хотя и неплохо сработано!), но обряд произнесения слова «свастика» был в данном случае неукоснителен.

Первые два слога — «свасти» — на благородном языке означали утверждение «хорошо есть!», а окончание «ка» (будучи одновременно первой буквой благородного алфавита) усиливало общее значение, как бы подводя итог, «и хорошо весьма!». Видимо, Тваштару изрядно нравилась собственная работа, если он после каждого дела восклицал на все мироздание:

— Хорошо есть, и хорошо весьма!

Мне бы толику такой бодрости духа… Хотя бы затем, что, вызывая восьмерку Локапал-Миродержцев, я должен воскликнуть «Свастика!» с теми же ощущениями, какие предположительно возникали у бодрого Плотника.

Так, что у нас сегодня было хорошего? Умывался, моргал, болтал со Словоблудом… с Матали… отказался ехать смотреть битву и чествование, стоял у доспеха Карны-Секача, рубился над Предвечным океаном непонятно с кем… опять же — видения в пекторали…

Нехорошо, братцы, и нехорошо весьма!

Ощущение Жара стало уплывать, кончики пальцев пробрала дрожь, и я понял: еще минута-другая, и у меня ничего не получится. Бодрости это не прибавило, и я начал лихорадочно вспоминать события вчерашние, позавчерашние, месячной, годовой давности — ну не может такого быть, чтоб не нашлось хоть чего-нибудь хорошего! Увы, хорошее нашлось, но с одной оговоркой: сегодняшние события почему-то казались единственно реальными. Все остальное проказница память игриво превращала в плоские картинки, ни уму ни сердцу. Вроде бы со мной происходило, и вроде бы не со мной!.. Тело остывало, свастика поверх земного диска грозила скомкаться, потерять форму — я был готов расплакаться от бессилия, и пусть потом апсары судачат, что прежний Индра не плакал, а исключительно радовался и громыхал молниями!

Молниями…

Словно белое золото проклятой пекторали вновь воссияло передо мной: поле боя, беззвучно трубят слоны, оцепенели люди, чье-то тело простерлось ничком у накренившейся колесницы, руки разбросаны в разные стороны, изломаны углами — и неправильная молния, бьющая в небо из этого плотского креста, громовой ваджры, свастики…

И чужак во мне проснулся, сладко потягиваясь внутри смерча из огня и грохота.

— Хорошо! — воскликнул он, дыша полной грудью. — И хорошо весьма!

Мне осталось только присоединиться.

В следующее мгновение Жар усилился, и я ощутил по правую руку — восток.

Потому что я, Индра, и был Миродержцем Востока, владетелем Айраватты, одного из четырех Великих слонов.

Дальше все пошло как по писаному. Сознание послушно раздвоилось: один Индра лежал (стоял?) в виде охватывающей Трехмирье свастики, другой же совершал прадакшину, двигаясь по кругу, начиная с востока.

Юго-Восток. Сурья-Солнце откликнулся почти сразу, и мне стало гораздо легче: от дружеского прикосновения Сурьи, моего родного брата, сил прибывало втрое. Не зря, наверное, племена дравидов называли его Вивасвят, освящая изображением солнца свои алтари.

Я улыбнулся, продолжив движение от Сурьи к его сыну и моему племяннику.

Юг. Царство Мертвых, Преисподняя — и Петлерукий Яма начинает сдвигать густые брови, исподволь внимая далекому зову. Черный буйвол беспокойно топчется под Адским Князем, и на миг стихает вечный стон геенны, даруя суровому господину время тишины и понимания.

Юго-Запад. Пожиратель жертв Агни, которого те же дравиды зовут по-своему — Огнь. Пылающий при каждом обряде, в каждом очаге, в каждом погребальном костре… откликнись, рыжебородый! Да я это, я, кто же еще! И Жар радостно сливается с огненной усмешкой Агни, очищающего все, к чему бы он ни прикоснулся.

13